История Варвары Григорьевны

Петр Михайлович Сомов, мой давнишний знакомый, был человеком спокойным и немногословным. Он относился к числу людей, которые не умеют да и не любят рассказывать истории. Однако тема, к которой он постоянно возвращался при каждой нашей встрече, как я понял, держала его в некотором напряжении и доставляла ему немало неприятностей.

В проходивших между нами беседами Петр Михайлович никогда не жаловался на свое одиночество, хотя и жил бобылем. Многонаселенная коммунальная квартира, в которой он родился, вырос, схоронил близких, была для него и семьей, и родным очагом.

Как известно, любая коммунальная квартира имеет свой устав, свод законов, и свои раз и навсегда установленные порядки. Кому не приходилось видеть листок, вдоль и поперек исписанный фамилиями и телефонами различных служб, прилепившийся где-нибудь возле телефонного аппарата. Или же аккуратно разграфленное расписание дежурств по уборке квартиры. Или годами лежащий у входа до дыр протертый половик — притом что в каждой семье наверняка нашелся бы куда более приличный. Или, наконец, угол, заставленный ненужными чемоданами и ящиками (тоже годами не разбирающийся). Или обтрепанный вконец веник, покоящийся всегда в одном и том же закутке в коридоре. И это все незыблемо. Кажется, отвались часть дома или начнись землетрясение, а веник останется стоять на своем месте. Попробуйте снять 5-летней давности календарь с чьей-то полки на кухне или переставить утюг, как возникнет смута, возмущение. В силу стойких привычек жильцами всегда поддерживается определенный порядок. Можно утром не убрать свою комнату, не вытереть пыль с мебели, но оставить на кухонном столе невымытую посуду вам не позволят. Все стараются жить так, чтобы поменьше получать замечаний и свести к минимуму любые неурядицы.

Хотя я редко бывал в этой квартире, но со слов Петра Михайловича знал биографии всех его соседей. За последние 2-3 года в их составе произошли перемены. Переехала в новую квартиру приятная старушка Анна Кузьминична с дочкой и зятем, справили на новом месте золотую свадьбу супруги Бирюковы. Лишь с Варварой Григорьевной, въехавшей вместо Бирюковых в соседнюю с Петром Михайловичем комнату, мне не довелось познакомиться. Но то, что поведал о ней Петр Михайлович, вряд ли могло располагать к знакомству с этой женщиной.

Варваре Григорьевне шел 63-й год. Близких родственников она не имела. Где-то на Украине жила ее двоюродная сестра, но в гости друг к другу они не ездили, письмами обменивались крайне редко. Не было у Варвары Григорьевны и каких-то подружек и приятельниц. Обычно такие люди большую часть времени проводят на улице, общаясь с соседками по дому, просиживая часами в скверах, Варвара Григорьевна, напротив, жила отшельницей.

В последнее время соседи стали замечать за ней некоторые странности. Главное, что обращало на себя внимание, — это появившаяся у нее подозрительность. Варвара Григорьевна стала относиться к окружающим с недоверием, подозревать их в недобром.

Как-то Петр Михайлович застал ее за «смешным» занятием — пересчитыванием ложек и вилок, до этого много лет спокойно лежавших в ящике кухонного стола. Внимание Петра Михайловича привлекло то, что Варвара Григорьевна делала это с каким-то особым усердием, кивая в такт каждому предмету, отправляемому в целлофановый мешок, и беззвучно шевеля губами. Затем она крепко затянула узел на мешочке и, сунув его под мышку, быстро пошла в свою комнату. Петр Михайлович уже хотел было спросить ее о причинах такого странного поступка, но не решился.

Прошло несколько дней, инцидент был как будто забыт. Но вскоре Петр Михайлович стал свидетелем новой сцены. Перед тем как сесть обедать (а все жители коммунальной квартиры ели на кухне), Варвара Григорьевна принесла свой мешочек с ложками и вилками, вынула из него одну ложку, съела немного супа, помыла тарелку, вытерла ее, а ложку снова положила в мешок. Затем, не говоря ни слова, устремилась в свою комнату, держа в одной руке мешок и тарелку, а в другой — кастрюльку с супом. Когда через какое-то время она появилась на кухне, Петр Михайлович не выдержал и спросил, от кого она прячет свое добро. Варвара Григорьевна ответила, что от воров, которые завелись у них в квартире. Оказывается, она обнаружила пропажу: из ее ящика исчезла вилка. Не какая-нибудь там серебряная или позолоченная. Простая нержавейка. И, как выяснилось, Варваре Григорьевне не было жалко вилки. «Да у меня их на роту солдат хватит», — ворчала она. Удивляло то, с каким серьезным и озабоченным видом допрашивала она каждого, кто входил на кухню. Не дослушав объяснений, она принималась приговаривать, что ее невзлюбили в этой квартире, что почему-то ни у кого ничего не пропало, только у нее.

После этого соседи не называли Варвару Григорьевну иначе как «дамой со странностями». Следующая история, рассказанная мне Петром Михайловичем, именно так ее и характеризовала. Варвара Григорьевна вообразила, что Ольга Павловна (одна из соседок) «пускает» через замочную скважину в ее комнату ядовитый газ. Соседка делает это якобы с целью отравить Варвару Григорьевну и таким образом «избавиться» от нее. Дело в том, что эта молодая женщина давно уже, как кажется Варваре Григорьевне, зарится на ее комнату. Петр Михайлович сделал попытку спокойно объяснить Варваре Григорьевне, что газ нельзя впустить в одну только комнату, что он моментально проникает во все щели и заполняет собой все пространство. Она на какое-то мгновение задумалась и тут же выдвинула новую версию. Будто бы на ее жизнь покушались, но только с помощью ядовитого порошка. Разведенный порошок «впрыскивали» из спринцовки под дверь ее комнаты. Не случайно же она обнаружила возле двери непонятного происхождения пятна.

Чтобы новая история не стала достоянием всей квартиры, Петр Михайлович пригласил Варвару Григорьевну к себе и попросил толком рассказать, откуда у нее родились подобные подозрения в отношении соседки. «А как же, — начала Варвара Григорьевна, — я даже слышала, как она возилась у меня под дверью. Я дверь быстро открыла и вижу: эта злодейка как ни в чем не бывало подметает пол в коридоре, а сама при этом одну руку держит за спиной. Тут уж сомневаться нечего, — категорично заключила Варвара Григорьевна, — в ней она держала спринцовку».

С того дня Варвара Григорьевна буквально потеряла покой. Мысль о том, что комната ее пропитана отравляющим веществом, не покидала ее ни на минуту. Теперь она по нескольку раз в день «отмывала от яда» пол перед комнатой. Когда выходила на улицу, заклеивала бумагой замочную скважину, а щель под дверью прокладывала плотным слоем ваты. То и дело принюхивалась, открывала форточку, разгоняла «ядовитый воздух» полотенцем. Часто просыпалась по ночам от преследовавшего ее «запаха». Около кровати держала наготове необходимые вещи: нашатырный спирт, воду и даже кислородную подушку. Почти ежедневно Варвара Григорьевна предъявляла соседке обвинения в издевательствах и травле, заявляла, что ей хорошо известны причины преследования (соседке нужна ее комната!), грозила судом, устраивала скандалы. Теперь уже прямо в глаза соседи называли Варвару Григорьевну склочницей, злюкой. Варвара Григорьевна не уступала. Она твердо была убеждена в том, что соседка ей специально «строит козни».

Разговоров в связи с «пунктиками» Варвары Григорьевны в квартире было много. В конце концов соседи пришли к единому мнению, что причина всему — ее неуживчивый характер, наклонности к ссорам, скандалам, «старческим фокусам». Обстановка в квартире все больше накалялась.